Мировое соглашение: суррогат реабилитации

Если верить социальным психологам, антропологам и историкам, то человечество в области психологических и социальных реакций продвинулось намного меньше, чем в области научно-­технического прогресса, что, однако, не означает, что мы не стали лучше и гуманнее¹. Представители почти всех конфессий призывают к милосердию, сочувствию и прощению к оступившемуся человеку, включая денежные долги². Каждый имеет право начать жизнь с чистого листа, а оступившийся — на ­исправление и новую попытку.

Идеи реабилитации должников существуют практически в каждой стране мира, но, разумеется, их распространение разнится от страны к стране. Так, например, Франция считается продолжниковой, помогающей несостоятельному выкарабкаться из финансовой ямы, а США, наоборот, исповедуют принцип «резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита», полагая, что чем быстрее слабое звено «экономической эволюции» будет исключено из оборота, тем быстрее восстановятся товарные це­почки и денежные ­потоки, что хорошо для общего блага.

Тут нельзя не сказать о том, что мы в принципе склонны именовать реабилитацией (санацией) бизнеса. Иначе говоря, кого мы спасаем: собственника или бизнес? А ведь это совершенно разные подходы.

Одни исповедуют правило, что, поскольку собственность гарантируется Конституцией, сохранение бизнеса в руках первичных собственников должно быть поддержано государством — разумеется, не в ущерб другим собственникам.

Другие полагают, что защищать собственников не следует, поскольку бизнесмен ведет дело на свой страх и риск, так что «спасение утопающих — дело рук самих утопающих» и, следовательно, специальных мер поддержки от государства ожидать не следует (кроме отдельных значимых видов деятельности), что не означает, что не следует печься об интересах работников, хозяйственных связях, интересах других участников оборота, да и граждан, которые привыкли­ ходить именно в этот магазин, спортклуб, салон красоты, ресторан. Публичный интерес тоже может требовать поддержки и защиты. Позиция некоторых коллег о том, что в конкурсном производстве мы достигаем такого же результата, нам представляется лукавой, поскольку длительность и характер этой процедуры неизбежно приводит к невозможности сохранения предприятия в первоначальном виде: сотрудники увольняются, бизнес-процесс останавливается, деловые контакты теряются, место на рынке занимают конкуренты и т. д.

Следовательно, прекращение банкротства на любых условиях, к которым смогут прийти конкурсные кредиторы и должник, даже если доля владения обществом-­банкротом мажоритарного участника уменьшится или полностью будет утеряна, приемлемо для общего блага, что, кстати, не раз происходило в отношении крупных (системообразующих) банков страны. И в этом контексте очень уместно утверждать, что мировое соглашение может становиться неким суррогатом реабилитации, когда в результате его заключения несостоятельный должник санируется, то есть выходит из процедур банкротства, но только в случае выполнения его условий и порой со сменой основных собственников.

Главная цель мирового соглашения — прекращение банкротства. Говоря о мировой сделке как о способе окончания конкурса, Г.Ф. Шершеневич видел ее сущность в одновременном предоставлении выгод как несостоятельному должнику — восстановлении его во всех правах, возвращении ему свободы управления и распоряжения имуществом посредством рассрочки платежей или скидки, — так и кредиторам, ­которые экономят на конкурсных издержках и по­лучают немедленное удовлетворение своих требо­ваний³.

Прослеживается и иная направленность института мирового соглашения — прореабилитационная. Так, при анализе целей мирового соглашения Конституционный суд полагается на то, что постановление об утверждении мирового соглашения может быть принято с учетом того, что оно направлено на восстановление платежеспособности должника при условии расчета с кредиторами (определение КС от 01.10.2002 № 228-О).

Нельзя утверждать, что заключение мирового соглашения является сверхпопулярным, но оно встречается значительно чаще иных реабилитационных процедур. Например, в 2021 году финансовое оздоровление было введено всего по 23 делам, внешнее управление — по 150. А согласно официальным данным Судебного департамента при ВС за 2022 год, из общего количества заявлений по делам о банк­ротстве прекращены 34 640 дел, мировые соглашения заключены в 1585 делах (945 приходятся на юридических лиц, 117 — на индивидуальных предпринимателей, 523 — на иных граждан), то есть почти в 5 процентах случаев пре­кращения.

Количество дел, прекращенных утверждением мирового соглашения, ежегодно растет, с 2017 года оно увеличилось в 1,4 раза

Мировое соглашение в банк­ротстве значительно отличается от его аналога в исковом производстве.

• Соглашение заключается не на основе взаимного согласия сторон — присутствует определенное принуждение. Закон допускает такое нарушение свободы воли, поскольку мировое соглашение «в деле о несостоятельности, в силу своей особой природы зачастую не предоставляет возможности принятия единогласного решения в вопросе его заключения по причине множества лиц на стороне кредитора и сложности получения согласия каждого отдельного кредитора по такому вопросу» (постановление КС от 22.07.2002 № 14-П).
•  Взаимные уступки сторон отсутствуют. Поступаются своими интересами только кредиторы в пользу должника.
•  Стороны мирового соглашения не определя­ют объем и суть возникших между ними обязательств, а фактически описывают план выхода должника из кризиса и порядок погашения задолженности, ­причем всегда не в изначальном, а в меньшем размере.

Проанализировав содержание пары десятков решений судов, следует отметить, что примерно в половине случаев суды пришли к выводу о законности ­мирового соглашения, а в остальных делах сделан ­вывод о его несоответствии закону, поскольку оно ­нарушает права и законные интересы кредиторов.

В связи с этим у миноритарных кредиторов возникает проблема, обусловленная наличием аффилированных (связанных) с должником лиц, влияющих на процедуру. Законодательство допускает их удовлетворение и участие в процедуре на равных началах с независимыми кредиторами, а это приводит к попыткам утверждения мировых соглашений на невыгодных для независимых кредиторов условиях (определение ВС от 22.08.2019 по делу № ­305-ЭС16-20931(19)). Участие аффилированных лиц при заключении мировых соглашений само по себе не может быть основанием для их отмены, но иногда и утверждать их суд не должен. При этом наличие аффилированных кредиторов требует повышения стандартов доказывания в суде. Формальный подход к утверждению мирового соглашения судом без надлежащей правовой оценки экономической обоснованности условий и учета интересов кредиторов приводит к затягиванию производства и умаляет права независимых кредиторов на своевременное и соразмерное удовлетворение своих требований.

Сейчас у меньшинства кредиторов есть право представления возражений против заключения мирового соглашения, а также право обжалования определения о заключении мирового соглашения при его утверждении.

В связи с этим целесообразно установить механизм предупреждения нарушения прав и законных интересов кредиторов при согласовании условий мирового соглашения: ввести в законодательство нормы о беспристрастной оценке судом мирового соглашения в деле о банкротстве. В процессе такой оценки необходимо анализировать мировое соглашение не просто на его соответствие нормам законо­дательства, но и, в особенности, на предмет фактической ­исполнимости и достижения целей его заключения.

До утверждения мирового соглашения судом его условия для лиц, участвующих в деле, обязательной силы не имеют, являясь результатом согласования воли кредиторов и должника.

Отдельно стоит отметить особенности участия в мировых соглашениях уполномоченных органов. По данным ФНС России, с помощью мировых соглашений и согласительных процедур на стадии инициирования банкротства за 2021 год погашено 92 млрд руб. Это превышает показатели ­2019—2020 годов в совокупности.

Законодатель фактически устранил разницу между конкурсными кредиторами и уполномоченными органами: и те и другие могут влиять на принятие решений, в том числе о заключении мирового соглашения. Тот факт, что его условия должны соответствовать требованиям налогового законодательства, умаляет ценность института мирового соглашения. С опорой на порядок, сложившийся в Германии, где уполномоченные органы полностью уравнены в правах с конкурсными кредиторами, в российской науке высказывается позиция, согласно которой нужно устранить возможность возникновения у государства в лице уполномоченных органов преимуществ при заключении мирового соглашения, а также исключить вероятность создания уполномоченными органами препятствий к выработке условий такого соглашения. По мнению В.Ф. Попондопуло, привилегии уполномоченных органов в виде невозможности осуществления скидок с обязательных платежей ведут к потере целесообразности их участия в мировом соглашении и к обесцениванию его значения⁴. Учитывая специфику несостоятельности, необходимо закрепить приоритет Закона о банкротстве перед НК, в результате чего мировое соглашение станет более эффективным инструментом.

Институт мирового соглашения в банкротстве, безусловно, имеет огромный потенциал в России и, несмотря на свой несколько амбивалентный (суррогатный) характер, может применяться более широко, чем сейчас, особенно в случае решения некоторых описанных выше проблем, на фоне крайне неэффективного использования других реабилитационных процедур.

1 Пинкер С. Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше. М. 2021.

2 Гребер Д. Долг. Первые 5000 лет истории. М. 2015.

3 Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. Т. 4. М. 2003. С. 510.

4 Попондопуло В.Ф. Банкротство. Правовое регулирование. М. 2015. С. 321.