Станислав Пугинский: «Не хотелось быть паровозом с КПД 3%»
Отец имел для вас большой авторитет?
Отец — важнейший человек в моей жизни, под его влиянием сформировалось мое мировоззрение, прежде всего юридическое. Изначально у меня была другая сфера увлечений — я серьезно изучал неорганическую химию, органический синтез. Но, невольно слушая разговоры отца с коллегами, которые приходили к нам домой, листая книги, я решил изменить мой выбор. Конечно же, я советовался с отцом, и он сказал: «Поверь, это настолько интересная работа и область науки, что ты не пожалеешь». И он оказался прав.
Как появилось бюро?
Бюро было создано в 1993 году. Отец дружил с Николаем Дмитриевичем Егоровым, я приятельствовал с Дмитрием Афанасьевым, который был учеником Егорова. Из этих дружеских отношений благодаря инициативе Афанасьева и родилась идея создания нашего бюро.
Была ли на этапе создания бюро некая формула успеха, которая в итоге дала результат? Или все само собой получилось?
Вспомните 1993 год. В Россию только приходит иностранный бизнес. Российский бизнес, в свою очередь, пытается выйти на зарубежные рынки. Появляется множество иностранных юридических фирм, которые в основном занимаются тем, что пишут правовые заключения (legal opinion). Наши доморощенные юристы тем временем, не обладая пониманием западных требований, предлагали «порешать вопросы». Вот какая ситуация складывалась. Наблюдая за происходящими процессами, мы вывели для себя очень простую формулу: перспективная юридическая фирма должна работать по западным стандартам, быть прозрачной и понятной любому крупному бизнесу и одновременно не писать бесконечные меморандумы, а содействовать решению его проблем правовыми средствами. И когда это получилось — сразу возник эффект. Позднее добавился еще один элемент формулы — необходимость точного понимания бизнес-интересов клиентов и их действительных потребностей.
Приходилось ли адаптировать западные стандарты к нашим условиям?
Специальная адаптация не потребовалась. Еще раз подчеркну, наша особенность заключается в другом: мы не отправляем клиентов ходить с заключениями бюро по судам и инстанциям, а стараемся максимально взять решение их проблем на себя от, а до я. При этом мы отчетливо понимаем, как именно законными методами решить клиентскую проблему.
Как вы считаете, у вас есть конкуренты?
Сотрудники бюро работают на высококонкурентном рынке. Формально любой адвокатский кабинет — наш конкурент. Но надо понимать различия в масштабах бизнеса: как в том анекдоте — одни не торгуют семечками, другие не дают в долг. Бюро находится в верхнем сегменте рынка. Наша фирма давно вышла за рамки локального игрока. У бюро офисы в пяти юрисдикциях и сеть дружественных юридических фирм по всему миру. Мы можем подхватить крупный трансграничный проект сразу в нескольких странах, обеспечивая комплексную правовую экспертизу.
Когда удается выиграть громкое дело, закрыть особенно сложный проект, вы это отмечаете в компании?
Особых празднеств обычно не устраиваем. Иногда с коллегами собираемся и обсуждаем результаты, наиболее сложные моменты, с которыми столкнулись. Бывает, что клиенты сами хотят разделить с нами положительные эмоции: недавно приехал клиент из Вены и привез оттуда фирменные торты Захера.
И все-таки расскажите о знаковых делах, которые точно стоило бы отпраздновать…
Знаковых дел, в которых удалось поучаствовать, было немало. Они — наша гордость. Вы, полагаю, знаете, что «ЕПАМ» сопровождал размещение IPO «РУСАЛа» на Гонконгской фондовой бирже. Это был прецедент, позволивший отечественному бизнесу найти альтернативу Лондонской фондовой бирже. Крайне сложная задача, она потребовала выхода на новый уровень взаимоотношений двух регуляторов — Гонконга и России, и подписания ряда международных документов.
Или известная история по объединению Danone и «Юнимилк». Мегасделка, признанная сделкой года в области M&A некоторыми международными изданиями.
Можно вспомнить также реструктуризацию корпоративных отношений акционеров «Норильского никеля», закончившуюся подписанием договора между «Интерросом», «РУСАЛом» и Millhouse Capital. Своего рода проект века в области корпоративного права.
Недавно бюро получило приз за лучший инфраструктурный проект года в Европе — Олимпиаду в Сочи.
Из последних достижений — победа в антимонопольном споре Yandex и Google по предустановленным приложениям на платформе Android. Идеи, которые появились в ходе рассмотрения данного дела, подвигли Минкомсвязи России к подготовке изменений в законодательстве.
Кстати, о законодательстве. Вы ведь много им занимаетесь. Что самое интересное происходит сейчас?
Если отвлечься от законопроектной рутины, то стоит остановиться на нескольких крупных проектах. Бюро участвовало в подготовке поправок в Гражданский кодекс, разработке закона «О контрактной системе», известного как 44-ФЗ. Во время финансового кризиса 2008 года мы написали законопроект о стабилизации финансовой системы. Приняли участие в подготовке законопроектов об амнистии капитала и деофшоризации. К большому сожалению, из-за межведомственных разногласий в них пока не удалось включить все принципиальные положения. Также мы разрабатывали известный закон «Об уполномоченном по защите прав предпринимателей» и получили за него благодарность Министра экономического развития России.
Вы довольны реформой ГК?
Отвечу коротко. В России, как обычно, минимум две проблемы. Первая — необходимо привнести в ГК больше диспозитивности, свободы усмотрения хозяйствующих субъектов, с тем чтобы обеспечить конкурентоспособность российской юрисдикции. Вторая — императивные нормы во многих случаях стоит приблизить к реалиям экономики. Академическая наука иногда живет своими представлениями о так называемой эффективности норм права. Жизнь же подсказывает, что можно было бы избежать лишних расходов бюджета, бизнеса и граждан. Вот один из самых безобидных примеров: чуть больше двух лет назад вступила в силу новая редакция ст. 98 ГК, требующая от единоличного владельца акций общества зарегистрировать эти сведения не только в реестре акционеров, но и в ЕГРЮЛ. В чем была задумка, неизвестно, но результат можно было вполне прогнозировать — ФНС отказывает во включении таких сведений в реестр, поскольку до сих пор не придумала форму для заполнения.
Какое у вас складывается ощущение от российского права в целом? Хотя бы в сравнении с советским?
Сосредоточусь на более близких для меня темах. Советское хозяйственное законодательство было сложным, многослойным, детально регламентирующим любые экономические отношения и производственные процессы вплоть до норм закладки соли в хлебобулочные изделия. Основы гражданского законодательства и ГК союзных республик были вершиной айсберга. Реальное регулирование уходило на уровень актов Совминов СССР, союзных республик и ведомств. На партийных съездах бессчетное количество раз говорилось о необходимости борьбы с ведомственным нормотворчеством. Но при этом существовало достаточно внятное единообразное правоприменение. Сегодня ситуация иная. В Российской Федерации формально действует общедозволительный принцип регулирования экономических отношений, однако до сих пор никто не отменял колоссального массива советских подзаконных актов. Данный вопрос только лишь дискутируется в ходе подготовки закона об основах государственного и муниципального контроля. Хуже другое — каждое ведомство нынче стремится в законодательном поле и явочным порядком к безграничному расширению своих регулятивных полномочий и самостийному дискретному толкованию закона. Такая практика способна превратить право в юридизированный произвол и генерирует основные риски для бизнеса. Приведу пример на тему о свободе договора: обсуждаем с руководителем крупнейшего государственного холдинга вопрос, можно ли включить в договоры с кооперацией требования о представлении калькуляции расходов на производство тех или иных комплектующих. Собеседник прямо говорит мне: если подобную норму не включить в законодательство, на практике ничего не выйдет, поскольку неизвестно, как к подобным требованиям в договорах отнесутся государственный заказчик, ФАС и другие надзорные органы.
Скажите несколько слов о своей работе в Федеральном агентстве по промышленности.
Это федеральный орган исполнительной власти, который осуществлял регулятивную деятельность в 16 отраслях промышленности, в его ведении находилось около тысячи предприятий — от фармацевтики до авиации. Разброс и масштаб задач колоссальный. Да и ответственность тоже. Для меня очень важно, что результат решений в этой работе был виден наглядно. Сейчас же, когда мы занимаемся подготовкой какой-либо сделки, конкретным судебным процессом, на поверхности лишь фрагмент бизнеса клиента.
Понятно, что это все очень сложная работа, но все-таки были в ней какие-то особенные трудности?
Наверное, сильнее прочего досаждали бесконечные внешние совещания. Иногда едешь с совещания на совещание и так и не попадаешь на рабочее место до конца дня. Также приходилось подписывать и визировать бессчетное количество текущих документов — до полутора сотен в день. Крайне расстраивали проблемы межведомственных согласований. По нашим наблюдениям, в настоящее время эта беда еще более усугубилась. Занимаясь постоянной борьбой с коллегами из смежных министерств, чувствуешь себя паровозом, КПД которого равен 3%. Время можно потратить более эффективно.
Зато опыт накоплен интересный!
Когда ты подробно познакомился с работой более сотни предприятий, ситуацией в регионах, такой опыт ничем не заменить. Реальные знания технологических и бизнес-процессов, проблем и интересов хозяйствующих субъектов дают теперь возможность быстро разобраться в проблемах клиентов, вникнуть в их суть.
Вы и сейчас много сотрудничаете с госструктурами, занимаетесь правовым сопровождением в важных для страны отраслях промышленности. Это очень специфические сферы.
Эти сферы производственной деятельности предельно жестко регулируются государством, что придает специфику правовой работе на предприятиях, существует большое количество специализированных правовых актов, лицензионных требований и условий к производству, специальный порядок заключения и исполнения договоров. Передача документации, выполнение НИОКРов, поставка продукции сопровождаются административными разрешениями и согласованиями. Здесь нужно ориентироваться.
