a


Don’t _miss

Wire Festival

 

Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit. Nullam blandit hendrerit faucibus turpis dui.

<We_can_help/>

What are you looking for?

Личная конституция Дмитрия Дождева

В детстве я посмотрел фильм «Война и мир», полюбил гусарскую форму и все, что связано с историей. А в 6-м классе я пошел в кружок археологии при Дворце пионеров. Мы рисовали амфоры, читали, ездили на раскопки. А потом я увлекся текстами, древними языками, античной историей. И поступил на исторический факультет МГУ.

Как историк я мог изучать или ментальности, или классовую борьбу. Я изучал классовую борьбу. А классовая борьба — это отношение к собственности. Рано или поздно хочешь понять, что это такое. И оказывается, что тебе никто не может ответить. И дальше по заповеди — хочешь сделать хорошо — делай сам.

В поисках одной книжки в библиотеке ИНИОН я пришел в ИГПАН. Познакомился с Владиком Сумбатовичем Нерсесянцем. А его видишь — и сразу хочешь у него учиться.

Вообще туда было не попасть, мне очень повезло, что меня взяли. Я знал языки, и это посчитали интересным.

У меня была английская спецшкола, но она ничего не дает. Как сказал один военный переводчик: «Спецшколу можно приравнять к первому году языкового вуза». Это абсолютная правда. Но когда ты читал Хемингуэя и Сэлинджера в оригинале — ты хотя бы не боишься иностранного языка.

Конечно, я не знаю ни одного иностранного языка, но могу читать на пяти. Могу на конференции ездить и слушать доклады на английском, немецком, французском, итальянском. Испанский вот не очень. Моя специализация — античная история — требовала знания языков. Без них нельзя.

Латынь и греческий выстраивают определенное мышление и отношение к текстам. Мертвые языки с листа не читают. Понимание достигается через формальный анализ. Это очень близко к юриспруденции.

До того как я пошел в Институт государства и права, я думал, что юрист — это милиционер. Была совершенно четкая ассоциация. А там я понял, что я всю жизнь только правом и занимаюсь. Русская правда, законы Хаммурапи — это единственное реальное, что только мог изучать историк. Если ты хочешь изучать социальные отношения — ты должен быть юристом, без разговоров.

Римская история неотделима от римского права. Все, что ты знаешь, ты знаешь через право. По-другому никак.

Когда формируется центр знания, как тогда в ИГПАНе, он к себе привлекает многих. Это такая воронка, которая всех в себя засасывает, и вот меня засосало. Хорошо, что и я их заинтересовал.

Я не сдал ни одного экзамена по юриспруденции, кроме аспирантского. Ни одного предмета у меня не осело. У меня нет юридического образования. Точнее, у меня нет справки, в которой написано, что я юрист. Повезло, ничего не скажешь.

В те времена я великолепно жил. Сто рублей получал как аспирант и еще подрабатывал то сторожем, то дворником. А когда меня на работу взяли, мне вообще дали 200 рублей. Это были большие деньги.

Я обедал в ресторане «Москва» на белой скатерти. Это рядом с библиотекой МГУ. А когда в ИНИОНе сидел, обедал в ресторане «Черемушки», там прекрасная кухня была. Тоже на белой скатерти.

Меня довольно легко отправили за границу в советские времена. Повышать квалификацию в Римский университет. Больше особо некого было отправлять, я один языки знал. Тогда уже была перестройка. Я был первой ласточкой. Через пару лет это стало чуть ли не нормой.

Мне было приятно, что в Риме меня учат тому, что я уже знаю. Это было такое хорошее соотношение: когда чувствуешь себя подготовленным и в то же время видишь, куда идти дальше. Все, кто меня учил там, — это люди-легенды.

А потом меня стали приглашать там лекции читать. В Римский университет, в Миланский католический, в Венский. Мне очень нравится, когда русские в Риме читают римское право китайцам. Там сейчас так.

Если к римскому праву относиться как к антикварному знанию, то оно, конечно, исчерпывается. Более того, оно деградирует. У нынешних поколений нет такого уровня подготовки, как у людей сто лет назад.

Если вы думаете, что в Италии студенты прекрасно знают римское право и учат его, вы сильно ошибаетесь. Там все убеждены, что это совершенно никому не нужно.

Я человек точно не XXI века. Я кандидатскую напечатал еще на машинке. И первую монографию тоже.

У меня было время, когда я узнавал скрытые цитаты Цицерона в юридических текстах. Сейчас я уже гораздо хуже ориентируюсь, чем 20 лет назад. Но есть более глубокое понимание того, что в Риме было заложено.

Вопросы задает современность. Это тест на вшивость академической науки — насколько она может приблизиться к сути вечных вопросов.

Этот запрос был особенно сильным в 90-е годы при подготовке Гражданского кодекса. Когда захотелось разобраться в азах, простых вещах, принципиальных истоках. И вот римское право дает лучший ответ, чем любая современная национальная традиция.

Сейчас я могу свободно разговаривать с любым высоколобым европейским профессором просто потому, что я знаю римское право. Я могу обосновывать решения, которые многим кажутся фантастическими. Я могу показать на цитату второго века и доказать, что она написана в принципах УНИДРУА, и не всегда правильно. Мы не отступаем от традиции, мы ее развиваем. И все больше и больше узнаем потенциал римского права.

Меня нередко просят обосновать какую-то современную правовую позицию. И я всегда нахожу ответы в римском праве. Правда, источник решения приходится прятать. Для людей римское право уж точно не ударный аргумент.

Я никогда не буду обосновывать свою точку зрения тезисами римского права или Средних веков.Обычно собеседник не готов к этому, он это не воспримет.

Когда я читаю изменения в ГК, я ужасаюсь. Те, кто готовил прежний текст ГК, опирались на какую-то традицию. Они могли сказать: «Мы взяли этот текст в кодексе 1922 года, а этот — в материалах по подготовке Гражданского уложения». Те, кто последние изменения вносил, опираются на какие-то потребности практики. Так эта практика сложилась на том тексте, а не на этом. Подождали бы еще 25 лет, так, глядишь, и менять ничего бы не пришлось.

Мы вторую революцию делаем, не закончив первую. У нас не успевает сложиться традиция правовая. Она еще — тонкий ручеек. Его надо беречь и пестовать.

Знание рождает потребность в новом знании. Но многих людей отвлекают практические заботы, и они к этому просто не возвращаются. Меня потребность в новом знании ведет по жизни, и я могу научить этому других людей.

Я всегда хотел заниматься научной работой. Во-первых, в офис не ходить. Во-вторых, удовлетворить собственное любопытство за государственный счет. В советские времена единственной сферой самореализации и свободной мысли была наука.

Я ленивый, но настойчивый. Я помню времена, когда по 12 часов за книгами сидел. Но были люди гораздо усерднее меня. Хотя некоторым усердие не помогает.

Дисциплина облегчает жизнь. Она рождается от радости, уверенности, удовлетворения своей работой. Иначе ты просто «отбываешь номер».

Со мной хорошо работать. Я уважаю собеседника, я даю ему раскрыться. Другое дело, что я капризный, но я не хочу это обсуждать.

С чего вы взяли, что в Европе уровень свободы выше? Первый бюрократ, которого я увидел на образовательной почве, — это был английский ревизор. Когда выяснилось, что английское образование худшее в Европе, они ввели бюрократию и надзор за качеством образования. Мы шутим иногда с английскими профессорами, что их бюрократ и наш бюрократ в переводчике не нуждаются.

Оксфорд и Кембридж от этой системы освободили. Попробуй их тронь или скажи, что у них качество образования упало. Там себя чувствуешь в оазисе науки. Все условия созданы для того, чтобы человек захотел узнавать, развиваться. Там не бюрократический, а профессорский контроль.

Надо мной невозможно осуществлять контроль. Вот у меня есть образовательная магистерская программа, которой я отдал 20 лет. А теперь мне Минобраз диктует, как учить. Все, что я делаю там из-под палки, работой нельзя назвать. Это сопротивление. Они приказывают, я исполняю, но это не работа. Это помеха. Это отнимает время, нервы. Чиновники просто оправдывают свое право на существование, рационального в этих требованиях ничего нет.

Я не говорю на лекции нарочито сложных вещей. Я просто не снижаю уровень. Студенты должны видеть, где они могут побывать. Я должен показать им высоту возможного знания. Образование — это понимание того, к чему нужно стремиться.

Дисциплина мысли отличает образованного человека от необразованного. Иначе никакой логики вообще быть не может. Самое главное — это последовательность, когерентность. У меня, боюсь, это личное свойство. Ну вот повезло. С детства отличался. Я раньше думал, что все люди такие. Потом выяснилось, что нет.

Работа должна вдохновлять. От лекции можно уставать, а можно вдохновляться. Когда люди устают, они начинают следить за давлением. А нужно — за качеством работы.

Эмигрировать — это все равно что пол сменить. Я жил годами на Западе, я знаю, о чем говорю.

Сейчас Москва становится очень комфортным для жизни городом. С Нью-Йорком не сравнить, но лучше Парижа точно.

Мои дети хотят жить здесь. Они сами так решили. Хотя были везде. Они свободно ориентируются в европейских столицах, номера автобусов знают, на языках говорят.

Я вижу сейчас это новое поколение возраста моих детей, и оно мне очень нравится. Это другие люди. Они никогда не заключали контракт с совестью. Я его тоже не заключал. Но он витал в воздухе. А они даже не знают этого вызова.

У меня сложился определенный уровень жизни. Большего мне не нужно, а меньше я не могу. Я покупаю дорогие вещи, потому что дешевые мне не по карману.

Я за здоровьем своим не умею следить. Я чистый совок в этом плане. В последнее время начал в бассейн ходить, а раньше даже этого не делал.

Мне повезло в браке. Я женился в 30 лет совершенно сознательно. Через столько лет вместе уже обмен личностями происходит. Никто меня так не услышит и не поймет, как она. А потом она красивая, нам комфортно, естественно вместе.

Никогда не воспитывал детей. Всегда говорил с ними, как со взрослыми. И это вызывает доверие. Сейчас они мне рассказывают больше, чем я им. Но если они задают мне вопрос, я с ними предельно честен.

Когда дочка уезжала учиться в Падуанский университет, мне как будто ногу отрезали. Я даже не ожидал, что такое вообще со мной может быть. Лучше б она замуж вышла, тогда хоть все понятно. Когда твое, но уже не с тобой, это очень тяжело.

8 ноября церемония награждения Премии «Лучшие юридические департаменты — 2024»