Личная конституция Тамары Морщаковой
Я собиралась поступить на факультет журналистики МГУ. Окончила школу с золотой медалью и должна была пройти только собеседование. По результатам собеседования меня не взяли. Вопросы, которые задавали, мне не понравились — были не по предмету. Можно было попробовать сдать экзамены, но это почему-то было обидно и не хотелось.
Шел в комнату — попал в другую (про Мочалина). Мой школьный товарищ посоветовал брать документы и поступать на юридический. Учиться с интересом я привыкла со школьных лет. Сам процесс обучения увлекал. Я готова была учиться.
Преподаватели в МГУ были прекрасные. М.С. Строгович, Н.Н. Полянский, А.Н. Клейман, П.П. Галанза, Н.А. Голунский, А.Н. Пионтковский, А.Н. Трайнин, С.С. Остроумов и многие другие — классики юриспруденции того времени. Эта профессура знала и досоветскую юридическую науку, пережила разрушительные для права времена культа личности. Я не помню, чтобы наша профессура читала лекции в полупустом зале.
Очень редко встречаешь действительно великую личность. Потом всегда меряешь всех и вся этим высоким масштабом. Михаил Соломонович поразил еще в университете своей книгой о судебной истине. Я хотела, чтобы он стал моим научным руководителем в аспирантуре Института права АН, где я после университета работала в библиографии, и решила сдать ему кандидатский экзамен — обойдясь без вступительного. Он ничего обо мне не знал. Попросил свою коллегу, известного специалиста по процессуальному праву В.И. Каминскую, осторожно выяснить, знаю ли я научную литературу. Не хотел вивисекции на экзамене.
Так и случилось, что я сама выбрала Строговича. И он как-то это подтвердил: его спросили чуть ли не на моей кандидатской защите, где он меня взял. Он сказал: «Сама нашлась». Фразу я запомнила, потому что долго после сдачи экзамена дожидалась, чтобы меня приняли к нему в аспирантуру. Но мест по его специальности не открывали.
В академическом институте права работало много удивительных людей. Академик В.Н. Кудрявцев — автор классической теории квалификации преступлений, В.А. Туманов — уникальный исследователь и знаток сравнительного правоведения. Редко с кем можно из современников их сравнивать, думаю, в юриспруденции даже и не получится. При всех своих заслугах они не переставали быть людьми, понимали шутку, принимали критику, ходили обедать в общий институтский буфет. Как-то Кудрявцев — он был директором института — назначил мне время, чтобы поговорить по поводу одной работы, но его куда-то вызвали. Потом мы встретились, и он говорит: «Что же Вы ко мне не пришли?» Я попеняла ему: «Пришла, но Вас не было, очевидно, мужчины очень вероломны». Он рассмеялся: «Очень».
Обязанности в исследовательском институте — научная работа. И это большое преимущество существования внутри научного коллектива. Любое исследование интересно. Важно не халтурить.
Достоинства научной работы определялись неформальным интересом к ней, одобрением в ходе научной дискуссии. В пору начала моей научной деятельности публиковать юридические исследования было трудно, особенно молодым авторам. Многие работы оставались в виде научных отчетов, хранились в архивах. Ценилось депонирование в академическом Институте информации по общественным наукам.
Теперь акценты смещаются. Учитывается как показатель научной работы, процитировали тебя или нет, опубликовался ли в ВАКовских журналах. Ценность исследования исчезает, если оно не зафиксировано в этих формах. Самые молодые исследователи гоняются за числом, а не за глубиной опубликованных работ, бросаются от одной темы к другой, приводят индексы цитирования, берут обязательства их увеличить. Кто-то меряет научные труды метрами в высоту сложенных колонной бумаг в формате А4. Это профанация.
Трудно понять, наложила ли профессия на тебя отпечаток или твоя личность наложила отпечаток на то, что ты делаешь. Надо согласиться с тем, что этот процесс заключается во взаимном влиянии. Задачи, которые стоят перед человеком, его деятельность формируют его как личность.
Наверное, скучное качество — дотошность. Я какое-то время в Институте права заведовала библиографическим отделом. Анализировала поступающую юридическую литературу, писала аннотации на книги, статьи, надо было еще формировать, развивать, модернизировать каталог, чтобы удобно было им пользоваться. Каталог — это система науки, система отраслей знания, там не может быть недотошности. Считалось, что в Институте права самый лучший правовой каталог в стране.
Независимость, несменяемость, неприкосновенность судей, как триада, позволяют обеспечивать справедливый суд. На этих трех китах покоилась Концепция судебной реформы в России. В 1991 году она была принята высшим законодательным органом. Именно то, что эти три «не» признавались как взаимосвязанные, показывало, что это не декорация и намерения менять судебную систему могут быть реально воплощены.
У нас не может быть претензий к тексту Конституции РФ в части определения парадигмы судебной власти. Российская Конституция сделала это по высокому стандарту. Другие государства не знают таких подробных положений на конституционном уровне.
Изначально судьи не виноваты в кризисе судебной системы. Законодательство часто развивается не в сторону воплощения конституционных идей, а совсем в обратном направлении. Многие положения таили опасность нарушения фундаментальных основ организации «суверенной» судебной власти. Например, возможность вмешиваться в процесс рекрутирования судей разным органам, которые вовсе не являлись пригодными для этой цели. Власть думала о пополнении судейского корпуса исходя из собственных интересов, оценивая, кому можно будет предложить в будущем поддержать свою позицию, а кому нельзя.
«Она открыла, как супругом самодержавно управлять, и все тогда пошло на стать» (А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»). Звучит не только иронично, но и грустно. Взять суд присяжных. На первом этапе судебной реформы он рассматривался как важнейшая предпосылка и обеспечительная мера, если хотите независимого суда. И судьи говорили — это нам нужно, опора на мнение коллегии присяжных освобождает нас от упреков, что мы приняли неправильное решение. Но государственные структуры нашли способы управлять судом присяжных.
Не знаю, можно ли у нас надеяться на законодательную власть, наверное, не очень. Да и спрашивать с нее по поводу состояния судов довольно странно. Законы не принимаются профессионалами, и их мало привлекают даже как экспертов. Предложения законодателю формулируют те, кто не заинтересован в реформе, — исполнительная власть, высшие суды. Все вместе создает странный конгломерат провозглашенного прекрасного и реального ужасного или никакого. Нельзя ожидать от судей независимости, если они знают, что за любое независимое решение они могут поплатиться.
Кризис права обусловлен кризисом, который переживает судебная система. Внешне судебная система благоденствует, достойный ее антураж обеспечен. Когда рождались идеи судебной реформы, суды были нищие. Не было ни зданий, ни зарплаты, ни бумаги, ни бланков для повесток — ничего не было. И каждый раз судье надо было начинать с дырки в потолке, из которой текло, и заседать было невозможно.
Это бедственное положение ликвидировано, что большая заслуга государства. Но вместе с тем появились дополнительные способы влияния на суд. Потерять прежде судейскую должность не означало такой житейской трагедии, как теперь, когда судьи хорошо стимулированы своим материальным обеспечением. Они не хотят менять свою работу, это заставляет их быть более послушными.
Г.Ф. Шершеневич: «Ориентация судов на позицию правительствующего Сената уничтожает правосудие».Эти слова известного представителя дореволюционной профессуры резко, но правильно оценивают положение в судебной системе. Она не может выстраиваться как административная система, где управляющие воздействия идут только из одного центра и обязательны. Как тогда сопротивляться неверному «приказу», идущему от высшего суда — его нельзя ведь оспорить. И разве обязательность указаний может быть важнее справедливой защиты нарушенного права в суде?
Формирование судейских качеств с помощью «университетов жизни» дорого обходится и судье, и обществу, и человеку, нуждающемуся в судебной защите. Судья должен обладать каким-то особенным терпением, чтобы разобраться во всех аргументах. Речь не о случаях, когда судья не судья и подчинен влиянию со стороны. Есть определенные психологические черты и свойства характера, которые должны быть присущи судье, не говоря уже о развитом чувстве справедливости.
Нужен ли судьям интеллект? Много лет назад Нонна Викторовна Радутная в своей книге о профессиональной пригодности судей подметила удивительный факт: у нас предлагается оценивать поведение судьи, его нравственные и психологические качества, знания, но никто не упоминает об оценке интеллекта. Возможно ли определить пригодность к судейской деятельности без оценки интеллекта? Убеждена, что нет.
Производительность труда повышается именно благодаря его разделению. Современные электронные технологии заставляют во многом о разделении труда забыть. Кажется, работать с помощью не ручки, а компьютера гораздо быстрее, но на самом деле это значительно разрушает пространство творчества. Сам написал, поправил, нашел дополнительные источники, что-то сканировал и скопировал, проверил оформление ссылок на литературу, отформатировал, распечатал и т. д. Каждая из этих операций потребовала меньше времени, но все это в одних руках и время забирает. Один американский профессор бежал из библиотеки с громадной пачкой книг в руках, и в коридоре навстречу ему попался ректор университета: «Господин профессор, Вы что делаете?» «Я иду из библиотеки, нашел литературу», — ответил профессор. Ректор: «Мы не за то Вам платим такую зарплату, чтобы Вы носили книги из библиотеки».
